Почему Бог допустил развратные действия дочерей Лота? Все книги про: «инцест все рассказы отец… Познал дочь.

у моей подруги умер отец. Это случилось пару лет назад. С тех пор она живёт с отчимом. В последнее время мы стали замечать странности,у нас,как и у всех подростков,есть место где мы сидим. Это место старая стройка,мы называем это место Лабики. Однажды мы сидели на лабиках,а эта подруга (скажем звали её лена),заплакала,закричала и убежала наверх. Мы всей компанией ринулись её догонять. Догнав спросили в чём дело,она ответила,что якобы под лабиками увидела своего умершего отца,он её звал. Мы приняли это как шутку,но лена не хотела успокаиваться. Такие случая продолжались на протяжение 2 недель. Через 2 недели случай принял новые обороты. Я сказала Лене,что мне надоело это, что мальчики идут на речку и ждут нас там,а мы девочки (я,Лена и кристина) идём ко мне домой,выпьем для храбрости водки грамм по 50 и идём в церковь.

придя ко мне домой,я усадила девушек на кухне,а сама пошла в комнату за водкой. Возвращаясь я увидела что на кухне стоит Кристина,и махает руками перед глазами лены и говорит,что-то типа “очнись,леееннааааа”. Мне стало ещё больше не по себе,вдруг собака стала лаять в тот угол,куда был направлен холодный взгляд Лены. Это продолжалось несколько минут. Наконец-то я осмелилась зайти на кухню. Я взяла сыр и стала его резать, как вдруг Лена “”ожила” пригнулась,закричала и выбежала вон из квартиры,за ней кричащая Кристина,а следом я с сыром в руке. Выбегая я взглянула в зеркало и увидела там белый силуэт,я резко схватила собаку и выбежала в подъезд. Мы спросили из-за чего Лена закричала,оказывается она увидела своего отца с ножом в том углу,где лаяла собака. Мне страшно было зайти в квартиру,но я всё-таки решилась. Я убрала так и не открытую водку,сыр,взяла поводок и мигом ушла оттуда. Всем было страшно,Лена решила что в церковь ей лучше зайти одной,а мы с Кристиной её лучше подождём около. Когда Лена ушла,мы с Кристиной стали говорить о произошедшем,наши сердца так и колотились в страхе.

Наконец Лена вернулась и мы решили пойти к пацанам на речку. Чтобы в нашем городе пройти на речку,надо пройти по автомобильному мосту,именно там мы и встретили наших пацанов. Я с радостью и со слезами на глазах побежала к Жеке,рассказала ему обо всём и он стал меня обнимать и успокаивать. Мы с Кристиной курящие люди,и когда пришли на речку скурили по 3 сигареты. Напряжённая обстановка и внезапный визг и плачь Лены. Все обернулись назад и побежали к ней. Она сказала,что в окне сгоревшего дома увидела отца. мы с кристиной впали в истереку,ведь мы тоже что-то в окошке потом заметили! а пацаны решив нас успокоить,начали орать матом на этого призрака и пошли в этот дом,никого не найдя они вышли оттуда. Но это нам не помогло. Потом лена побежала к реке,и чуть не спрыгнула с холма в неё,её во время подхватили поцаны. Потом она пыталась убежать,но мальчики её крепко схватили,у нас с кристиной истерика,Лика сидит не моргая,в ступоре. Лёша (так звали одного пацана) сам не на шутку перепугался. и вдруг я отчётливо стала слышать чей-то шёпот,а каждому из нас по очереди кто-то дышал в спину. По этому шёпоту я поняла лишь три слова: Лена,обидит,убить.потом лёша тоже стал что-то слышать,но он ничего не понял кроме:убить.лена вышла из ступора и мы стали спрашивать:”где стоит твой папа?”она показывала тыкая пальцем на кого либо из нас.и деиствительно тот на кого она показывала,чувствовал сзади на шее чьё-то дыхание. потом мы все резко собрали свои вещи и ушли. оказывается лене отец ещё и снился.

В конце октября мы с восемнадцатилетней дочкой Наташей съездили в районный центр, проведать лежавшую в роддоме жену. Она уже родила вторую девочку, и дела после родовых осложнений шли на поправку. Возвращались домой под вечер. Погода была холодная и пасмурная, на небе сгущались чёрные грозовые тучи, налитые свинцовой тяжестью.

Автобус довёз нас до грунтового поворота на Большой Ключ, высадил и тронулся дальше – на Варваровку. Мы с дочкой остались одни на трассе. Машины проезжали здесь редко, а о том, чтобы какая-нибудь свернула на Большой Ключ не приходилось и мечтать. Расстояние от профиля до своей деревни мы всегда преодолевали пешком: а это – семь с лишним километров.

Мы с дочерью по обыкновению пустились в путь, но не прошли и километра, как на нас обрушился страшный ливень. В считанные минуты мы оказались мокрыми до нитки. Холодная, простудная дрожь, как иголками, пронизывала наши тела. Грунтовка превратилась в раскисшее вязкое месиво, и мы вынуждены были брести по траве, густо разросшейся на обочине дороги. На обувь нашу налипло по пуду грязи, так что мы с большим трудом передвигали ноги. Одежда плотно прилипла к телу. Наташа в своём коротеньком до невозможности, приталенном ситцевом платьице и вовсе была как голая. Все части тела отпечатались столь откровенно, что мне неловко было на неё смотреть.

Дождь лил и лил, как из ведра, а нам не оставалось ничего другого, как брести под тугими холодными струями ливня дальше. Потому что укрыться можно было только в лесопосадке, а до ближайшей было ещё с пол километра.

– Не устала, Наташа? – спросил я с тревогой у дочери и взглянул на её маленькое, тщедушное тельце, невольно отмечая глазами все её девчоночьи выпуклости: сзади и спереди.

– Нет, папочка, я не устала. Пойдём быстрее, – поторапливала меня Наташа.

Наконец мы добрались до лесопосадки, зашли в самую глубь, разыскали поваленное дерево, это была старая акация, и с облегчением уселись на неё. Дождь сюда проникал не столь сильно. Так что мы смогли даже отжать волосы и перевести дыхание от быстрой ходьбы.

Вскоре Наташа стала стучать зубами от холода.

– Тебе плохо, доча? – спросил я с тревогой.

– Х-хо-л-лод-дно, – заикаясь, с дрожью в голосе сказала Наташа.

Я испугался, что она может простудиться и заболеть, и решительно потребовал:

– Наташа, я отвернусь, а ты сними сейчас же платьице и выжми его. Иначе ты захвораешь.

– Нет, тебе нужно обязательно выжать одежду и немного просушить её. Давай я тебе помогу.

Я чуть ли не насильно стащил с неё мокрое платье и принялся старательно выкручивать. Дождь несколько ослабил свой напор и в чащу уже почти не проникал. Я хорошо отжал платьице дочери, встряхнул его и повесил сушиться на ветки. Наташа в крохотных красных кружевных трусишках-стрингах, как у взрослых, и в нулевого размера малюсеньком лифчике тряслась, скорчившись, на бревне.

– Доченька, ты совсем замёрзла? – продолжал я заботливо уговаривать Наташу. – Сними трусики и бюстгальтер, давай я их выжму.

Она, не стесняясь меня, разоблачилась, оставшись без последних лоскутков одежды. Отдала малюсенькие девчоночьи интимности мне в трепещущие руки. Принимая их, я с нескрываемым интересом скользнул взглядом по её голому тельцу. Отметил слабые, едва наметившиеся холмики грудей с коричневыми пупырышками сосков, гладкий, без единого волоска, выбритый девчоночий лобок с видневшейся чёрточкой верхней части её влагалища. Впалый, крохотный животик.

– Быстрей, папа, мне холодно, – сказала она, вновь усаживаясь на бревно и обхватывая плечи руками.

Я быстро выжал её трусики с лифчиком, накинул на ветки возле платья. Сам дрожа как в лихорадке, присел рядом с дочерью.

– Ты тоже выжмись, – приказным тоном сказала она.

Я не заставил себя долго упрашивать, и вскоре стоял возле Наташи, такой же голый, как и она, и старательно выкручивал рубашку и брюки.

– Давай я тебе помогу, – предложила Наташа.

Вместе мы по быстрому выжали мои вещи и также развесили на ветках сушиться. Я заметил, что Наташа всё время с интересом посматривает на мой член. Я застеснялся, но от этого стеснения член начал твердеть и подниматься. Ситуация была довольно не обычная: я никогда ещё не раздевался до гола при Наташе. Сконцентрировавшись мысленно на этом, я невольно подстегнул своё возбуждение. Член рос и наливался соком на глазах. Наташа заметила это и стыдливо отвернулась. Я же не знал, что делать.

Одеваться было ещё рано, одежда не высохла, закрываться руками – глупо. И я просто стоял столбом, трясясь от сильного озноба, весь покрытый синей гусиной кожей. А член мой рос и рос, пока не приобрёл наконец строго вертикальное положение. Наташа тряслась на бревне, отвернув в сторону лицо. Забота и страх за здоровье родного человечка пересилили во мне стыд. Я подошёл к ней с предательски торчащим большим членом, присел рядом и крепко прижал к себе.

– Не бойся, доченька, я только тебя погрею. Ты можешь заболеть, а это очень не хорошо. Как я тебя потом буду лечить?

– А ты, папа, не заболеешь? – в свою очередь спросила Наташа, и робко взглянула сначала мне в глаза, потом – на член.

– Меня не берёт никакая простуда, доченька, – успокоил я Наташу, и стал растирать ладонями её спинку и грудь.

– Я не о том, папа… – замялась дочка.

– А о чём?

– Ну об этом самом… не понимаешь?.. Я слышала, что если случается так, как у тебя – сейчас, – то можно умереть.

Я сразу понял, на что она намекает, и решил ей подыграть.

– Да, можно умереть, дочка… Были летальные случаи.

– Какие случаи?

– Летальные. Со смертельным исходом.

– А ты очень… хочешь? – с трудом подбирая слова, выдавила Наташа.

– Хочу, доченька… Очень, очень…

– И если этого… сейчас не будет, ты – умрёшь?

– Без тебя, – да, моё золотце! – зачем-то недвусмысленно намекнул я. Хотя нет, я твёрдо знал – зачем это говорю, и к чему клоню.

– Ну тогда сделай это, родной! – Наташка вдруг на что-то решившись, в свою очередь плотно прилипла ко мне всем своим маленьким тельцем несформировавшейся девочки-подростка, схватилась холодными тонкими пальчиками за толстый ствол моего дыбом вставшего члена и начала быстро скользить рукой вверх-вниз. Движения её были столь стремительны и умелы, что мне вскоре сделалось головокружительно легко и приятно. Накатило какое-то томительное безразличие ко всему на свете, кроме движений её музыкальных пальчиков на моём органе. Я широко расставил ноги и полностью отдался во власть маленькой шалуньи.

– Тебе хорошо, папуля? – с придыханием, как взрослая, шептала Наташка, продолжая доводить меня своим сладостным массажем до дикого восторга и исступления.

– Хорошо, Наташенька, продолжай, пожалуйста!

– Зачем, папа? Ты ведь хочешь не этого…

– Да, доча… Но тебе ещё нельзя… Ты слишком маленькая для… него!

– А я осторожненько.

Наташа встала с бревна и, продолжая манипулировать

моим членом, села мне на колени, лицом к моему лицу. Я протянул трясущиеся от вожделения руки и коснулся пальцами её мягких, крохотных половых губок – уже раскрывшихся и увлажнённых. Наташка ойкнула, задрожала ещё сильнее всем телом, но теперь уже не от холода, а от удовольствия. Задвигала промежностью по моей руке.

Я нащупал небольшую кнопочку её клитора, и нежно надавил на неё. Наташа вскрикнула громче, обвила меня тоненькими ручками за могучую, богатырскую шею и полезла посиневшими губками к моему рту. Я сразу же с жаром ответил на её горячий и жадный, засасывающий поцелуй. Утопил язык в её горяченьком горлышке. В то же время тёрся огромным вздыбленным фаллосом о её упругий животик.

– Папа, я хочу – туда… – прошептала, оторвавшись от моего рта, разгорячённая Наташка. Приподняла попку с моих колен, захватила в руку жилистый ствол члена и стала осторожно водить раскрывшейся, как цветок, шляпкой головки по своей малюсенькой «киске». Мне стало так хорошо, что я чуть не кончил и невольно отстранил её руку с членом от влагалища.

– Подожди, доча, не то сейчас всё потечёт…

– Из него? – с интересом спросила Наташа.

– Да… И ты не испытаешь… наслаждения.

Мы продолжали жадно обсасывать рты друг друга, причём я представлял, как бы было здорово, если бы Наташка ласкала своим маленьким, юрким язычком, похожим на жало ящерки, головку моего стоящего члена. От таких мыслей в голове моей помутилось, и я, почти не соображая, что делаю, смочил слюной пальцы своей правой руки и стал осторожно раздвигать ими крошечные половые губки моей девочки. Она замерла в томительном ожидании, нависнув над моим членом. Я достаточно разработал вход в её горячую пещерку, так что под конец мог просунуть в неё три пальца. Дочка учащённо дышала, глухо постанывала, и всё крепче и крепче прижимала к своей не существующей груди мою мокрую голову.

Наконец, я решился, и, думая, что довёл её до экстаза, начал медленно и осторожно насаживать моё бесценное сокровище на огромный, торчащий между расставленных ляжек, член. Вначале в её узкую, тесную дырочку, с натугой, но всё же вошла грибовидная головка члена, потом погрузился ствол. Стенки её неразработанного, девичьего влагалища так плотно сжали моё орудие, что мне даже показалось – я вошёл не туда… не в ту дырочку… Наташка закричала от боли резким пронзительным голосом, рванулась было вверх, с этого страшного кола, но я её не пустил, и подал взбесившийся фаллос следом.

Что-то горячее мигом облило головку моего члена, я, испугавшись, выдернул его на секунду, и сверху на меня хлынула Наташкина девственная кровь. Девчонка испугалась и с криком схватилась обеими руками за свою растянутую моим огромным орудием щелочку, думая, что я там что-то порвал и нужно срочно что-то делать. Но я-то знал, что всего лишь пробил ей целку, и ничего делать не нужно. Вернее, нужно делать одно – продолжать трахать свою любимую дочурку.

– Не бойся, дорогая, ничего не случилось, – принялся я её успокаивать, пытаясь опять водрузить верхом на свой окровавленный член, но Наташка сопротивлялась.

– Что это, папа? Почему кровь? Что ты мне сделал!

– Ничего, милая, так бывает у всех… Просто, ты перестала быть… девочкой!

– А кто я теперь?

– Моя жена! – выпалил я в запальчивости и наконец-то снова нанизал её на свой член. Теперь я уже ничего не опасался, и с бешеной скоростью заходил фаллосом в её дырочке.

Наташка завизжала, как резаная, задёргалась на моём хую, по-настоящему кончая первый раз в своей жизни. Она быстро тёрла пальчиками свой крошечный клитор, другой рукой сжимала мою мощную, упругую ягодицу, сосала мой рот и язык в нём. Я тоже почувствовал приближение оргазма, и во всю длину вгонял свою палку в девушку. Мне почему-то хотелось утопить фаллос как можно глубже, и я удивлялся, как он там у неё помещается, в такой маленькой, не растянутой вагине.

Ещё через несколько стремительных, обезумелых качков моя закипевшая в любовном бою сперма вырвалась из фаллоса, заполнила её влагалище и брызнула наружу, как только я вытащил член из Наташки. Она в изнеможении повисла на моей шее. Я подхватил её на руки, как носил в детстве, укачивая, – под попку, и застыл в этой позе.

– Я теперь твоя жена, милый папулька? – наконец заговорила Наташка.

– Да, дорогая, – кивнул я.

– А как же мамка?

– А мы ей ничего не скажем.

– А когда она выпишется из роддома, ты будешь ещё меня трахать?

– Тебе понравилось, доча? – с радостью, вопросом на вопрос, ответил я.

– Это было что-то!.. Пеночные ощущения! Жуткая жесть! Вау-вау! – произнесла она несколько принятых у современной молодёжи фраз, выражающих высшую степень восторга и одобрения.

– Сделай мне минет, папа, – сказала вдруг голосом опытной взрослой шлюхи моя дочь, и я не поверил своим ушам. Но от слов её на меня накатила такая глубокая волна сладкой истомы, что я тут же повиновался, упал перед дочерью на колени, широко развёл в стороны её худенькие, лягушачьи ноги и с звериной жадностью припал к раскрытому бутону её «киски». Я вначале облизал от её крови и своей собственной спермы все складочки её внешних половых губок, потом принялся деятельно обсасывать внутренние. Наташка стонала и корчилась в моих руках, прожимая своими ручонками мою голову к своему вспухшему горячему лону.

– Тебе нравится её лизать, милый? – спрашивала она, прикрыв от удовольствия глаза и вибрируя в такт моему языку всем своим худеньким телом.

– Да, Наташенька, мне очень нравится твоя пися. Она такая маленькая и сладкая, что я просто торчу. Я улетаю от кайфа, – стонал я в свою очередь, отвечая на её вопросы, и лизал, лизал, лизал.
Наташка снова забилась, кончая, и я принялся втягивать всё в свой рот. Мне нравилось, что она кончала в меня. Перед этим я кончил в неё, и вот подошла её очередь. Девушка орала не своим голосом, и дёргалась в страшных конвульсиях всем телом, как будто её разбивал паралич.

– Ой, папка, отойди скорей! – крикнула вдруг дочка.

Я ничего не понял и не убрал лица. И в тот же миг мне в рот хлынула жёлтая горячая струя мочи из влагалища дочери. Наташка не в силах была сдержаться и пыталась только отпрянуть в сторону, но я её крепко держал в своих объятиях и наслаждался этим горячим, солоноватым на вкус, душем.

– Папулечка, извини, – пописав мне на лицо, смущённо пролепетала Наташа. Она была в полной растерянности от происшедшего с ней конфуза и не знала, что делать и как загладить вину.

Ну а я чувствовал столь же острый позыв к опорожнению своего переполненного жидкостью мочевого пузыря. Встав перед её виноватым личиком, я взял обмякший член в правую руку и тут же выплеснул в Наташкино лицо полноводную струю своей мочи. Девочка моя, испытывая неподдельное наслаждение, раскрыла рот и подставила его под жёлтый фонтан. Через минуту она была мокрая с головы до ног. Тёплая моча на миг согрела её и она, полуприкрыв глаза, молча блаженствовала…

Переминаясь с ноги на ногу, Бекки вот уже пятнадцать минут гипнотизировала ручку двери, что вела в комнату отца, и всё никак не могла решиться. Кусая губы, девушка то и дело протягивала дрожащую ладонь, но едва пальцы касались блестящей поверхности, Бекки тут же отдёргивала их, словно от удара током.
"Ребекка Джейн Лайнел! - мысленно прикрикнула девушка сама на себя, мрачно глядя на ненавистный кусок металла. - Ты - самая большая трусиха, которую только можно вообразить! Ты не волчица, ты... ты йоркширский терьер! Чихуахуа! И то они, наверняка, смелее будут!"
"Ну и пусть! - отозвался другой внутренний голос со скулящими нотками. - Да, я - трусиха! Но и любая другая бы на моём месте боялась! Переспать с собственным отцом!"
"Подумаешь! Для нас в этом нет ничего такого!"
"Ничего такого?! Да если бы кто-то узнал..."
"Не смеши! Мы же не люди, мы - волки! Это они будут вырождаться, а для нас..."
Тут ручка двери вдруг повернулась, и мысленный спор с самой собой тут же оборвался.
- П-привет, - не придумав ничего лучше, выдавила из себя Бекки, снизу вверх глядя на стоявшего на пороге высокого черноволосого мужчину.
- Здравствуй, - ответил он, вскидывая бровь. - И долго ты собиралась тут стоять?
Тут же покраснев, Бекки потупилась.
- Ну... я... кхм...
Мистер Лайнел усмехнулся.
- Проходи.
Дождавшись, когда дочь переступит порог, мужчина закрыл дверь на ключ. Девушка вздрогнула.
"Заче-е-ем?? Ну почему именно я-а?!"
"Ты уже спрашивала у отца. Помнишь, что он сказал?"
"Что так надо, что это ради семьи... Но этого мало!"
"Достаточно! Ты же не хочешь её подвести?"
Тяжело вздохнув, Бекки кивнула своим мыслям.
- Подожди минуту, я сейчас закончу, - донёсся голос из другого конца комнаты.
Девушка обернулась: мистер Лайнел сидел за столом и что-то быстро печатал, внимательно глядя на монитор. Эх, уже почти ночь, а отец всё работает. Впрочем, у него так бывает очень часто.
- Хорошо.
Наконец-то выпустив судорожно сжатый край шёлкового пеньюара (Рэйчел сказала, что сегодня идти к отцу в пижаме с розовыми бегемотами не стоит), девушка подошла к книжным шкафам. Они тянулись от двери до самого окна на противоположной стене, и каждый был высотой до потолка. Почти все полки были плотно заставлены книгами, но на некоторых Бекки увидела рисунки, которые младшие братья и сестры рисовали для отца, а также всякие разные фотографии. В основном, на них были запечатлены сам Джон Лайнел и кто-то из его детей, или и вовсе только они, без отца. Матерей не было ни одной. Да-да, именно "матерей", ведь сыновья и дочери у мистера Лайнела от разных волчиц. Встречаться с ними он позволял очень редко, но Бекки от этого ни капли не страдала: Рэйчел, одна из старших сестёр, с самого детства заботилась о ней, как о собственном ребёнке. Девушка даже помнила, как в пять лет и впрямь называла её "мамой".
- Ты готова?
Бекки снова обернулась: выключив компьютер, мистер Лайнел снимал пиджак. И почему отец даже дома ходит в костюме? Хорошо хоть без галстука.
Нет-нет, дурацкие мысли! Не о том! Сейчас ведь это свершено не важно!
- У... угу... - выдавила девушка, снова краснея и пряча взгляд.
Мужчина подошёл к просторной кровати.
- Тогда иди ко мне, - сказал он, опускаясь на меховое покрывало.
Прерывисто вздохнув, Бекки подчинилась, чувствуя себя нашкодившим щенком, которого сейчас должны наказать. Ох, нет, только не это! Своих детей мистер Лайнел хоть и очень любил, да только был ужасно строг и всегда требовал полного подчинения, какое и должно быть в "волчьей стае". Непослушание каралось, тем жёстче, чем старше был виновник или виновница. Как бы Бекки сейчас хотела вернуться в детство! Хотя...
Подойдя к кровати, девушка было хотела опуститься на покрывало рядом с отцом, но тот, взяв её за руку, усадил себе на колени.
- Не бойся.
Не сдержавшись, Бекки обняла отца. Прижавшись к нему всем телом, опустила голову на плечо и закрыла глаза. Совсем как в детстве, когда маленькая девочка, несмотря на все уговоры старшей сестры, плакала и не могла уснуть из-за то и дело мелькавших за окном ужасных чудовищ. Но потом приходил папа, обнимал малышку, вытирал слёзы, и чудовища исчезали, превращаясь в самые обычные кленовые ветки. Девочку тут же клонило в сон, отец укладывал её, но не уходил, пока дочь не засыпала, непременно держа его за руку.
Теперь мистер Лайнел снова обнимает Бекки, она снова чувствует себя в безопасности. Папа ведь такой сильный. Он всегда защитит, не даст в обиду. Да, очень сильный... очень... истинный волк... ох...
Так странно.
Опять это чувство.
Словно... словно Бекки сейчас не просто с отцом, а...
Продолжая обнимать, мужчина гладил дочь по светлым волосам. Ещё такая молодая! Совсем девчонка, его маленькая Бекки. Но нет, уже далеко не ребёнок. Уже девушка, обещающая стать волчицей, красивой и сильной. Совсем как её мать...
Нет, эту свою дочь мистер Лайнел не отдаст никому. Ни один посторонний волк не коснётся Бекки, ни одна семья не получит её волчат - уж слишком они будут сильны, чтобы носить иную фамилию, кроме как Лайнел. А ведь многие уже заглядываются, уже интересуются планами Джона насчёт именно этой его дочери. Просто отказать? Слишком опасно и чревато огромным количеством неприятностей как для самой девушки, так и для остальных членов семьи. Нет, этого Джон допустить не может. Ему остаётся лишь следовать первобытным законам стаи и сделать Бекки своей, чтобы больше никто, ни один волк не смел претендовать на неё.
А девушка всё прижималась к отцу. Знакомый запах, ласковые прикосновения, осторожный поцелуй в висок - ещё пару лет назад Бекки бы уже давно уснула, пригревшись, но сейчас...
Опять. Вроде бы всё как всегда. Но по-другому. Вроде бы отец, а вроде бы...
Волк?
Мужчина?
Всё вместе.
Снова поцелуй. Всё такой же осторожный и нежный, только уже ниже, в щёку. Ещё ниже. Ещё. В шею.
Чувствуя, как по телу прошла волна чего-то очень сладкого, Бекки, тихо охнув, вцепилась в рубашку отца.
- Всё хорошо, - прошептал мужчина. Осторожно и ненавязчиво, его рука скользила по спине дочери, то и дело приподнимая шёлк пеньюара. - Расслабься.
- Папочка... - выдохнула Бекки, невольно прижимаясь к нему крепче. - Это... это... так странно...
Мистер Лайнел усмехнулся. Да, не ребёнок. Давно не ребёнок...
- Но приятно? - спросил он, проводя губами по шее девушки от уха до плеча, заставляя её снова вздрогнуть.
- Д-да... ох...
- Значит, всё хорошо. Так и надо.
- Я... но... но... я...
- Тише. Расслабься.
- Папа...
Продолжая целовать нежную кожу, мужчина, развязав пояс пеньюара, коснулся обнажённых бёдер, провёл по животу, груди. Чувствуя, что вновь краснеет, Бекки невольно попыталась отстраниться, но всего одно движение сжавших сосок пальцев, и девушка не сумела подавить громкий стон.
- Папа!..
- Что такое? - негромко спросил мистер Лайнел, не убирая руку.
- П-перестань!..
- Тебе не нравится? Тебе плохо?
- Н-нет... но... я... это... мучительно!..
Мужчина лишь усмехнулся, продолжая.
Бекки трепетала, теперь ей было невмоготу просто спокойно сидеть, наслаждаясь отцовским теплом. Теперь внизу живота что-то ныло, сильно и сладко, заставляя девушку сильнее сжимать колени.
- Пожалуйста... - уже через пару минут снова взмолилась она, заглядывая в желтовато-карие глаза. - Папа... не делай так...
- Хорошо, - милосердно согласился мужчина, опуская руку дочери на бедро. - Но тогда ты должна пустить меня.
- П-пустить?..
- Да. Сюда.
Пальцы мистера Лайнела коснулись низа живота. Бекки снова застонала.
Пустить... туда, где так мучительно-сладко... но и так стыдно!..
Тихо заскулив, девушка уткнулась лицом отцу в плечо. Вновь усмехнувшись, он сам развёл колени дочери в стороны, опуская руку ещё ниже.
И опять стон. Долгий, громкий.
Да, девочка готова.
Помучив дочь ещё немного, мистер Лайнел откинул покрывало и осторожно уложил её на постель. Встал.
Тяжело дыша, девушка не сразу поняла, что происходит, но когда мужчина принялся расстёгивать рубашку - тут же отвернулась, мгновенно сообразив. Совсем скоро, вот почти сейчас отец сделает Бекки женщиной. Осознав это, представив, как уже через пару минут будет лежать под ним, чувствовать его, девушка снова застонала, заскулила, сжимая простыню и кусая губы.
Избавившись от одежды, мистер Лайнел лёг на постель, накрывая дочь собой так, чтобы свести колени она уже не могла. Разгорячённое женское тело, пусть даже такое молодое... особенно такое молодое... карие глаза уже почти целиком стали волчьи-жёлтыми.
Бекки обняла отца. Руки дрожали, но внизу живота всё ныло так сильно, что девушка даже не боялась. Все мысли были лишь о том мужчине, том волке, что сейчас сделает её своей.
- Пожалуйста... пожалуйста...
- Молчи, Бекки!.. - сквозь зубы прорычал мистер Лайнел, упиваясь исходящим от тела дочери терпким запахом желания и возбуждения.
Но девушка просто не могла молчать.
- Прошу... я... я хочу...
- Девчонка!..
Мужчина подался вперёд, заставив Бекки закричать, впиваясь ногтями в спину отца.
- Нет! Больно!
Но тот не останавливался. Сдерживаясь, он хоть и медленно, но всё равно двигался, вырывая из груди дочери всё новые стоны и мольбы прекратить. Нет, этого делать не нужно. Раны оборотней заживают очень быстро - скоро девочка будет стонать не от боли. Главное - сдержаться самому.
Бекки же продолжала стонать и скулить, на глазах даже появились слёзы. Но вскоре девушка начала чувствовать, что боль отступает, что та мучительно ноющая сладость возвращается, становясь всё сильнее, сильнее, сильнее...

Как ты себя чувствуешь? - спросил мистер Лайнел, осторожно гладя лежавшую рядом дочь по волосам.
- Хорошо... - прошептала девушка, наслаждаясь ощущением приятной слабости. - А... а ты?
- Я тоже.
Приподнявшись на локтях, Бекки заглянула отцу в глаза - уже снова карие, лишь с тонкими жёлтыми кольцами вокруг зрачков.
- Тебе... тебе понравилось?..
Покачав головой, мужчина усмехнулся.
- Да. А тебе?
Покраснев, девушка уткнулась лицом ему в грудь. Да, ей понравилось. Очень. Никогда в жизни Бекки такого не испытывала и была уверена, что ни с кем другим не испытает.
Интересно, а завтра вечером отец сможет освободиться пораньше? А то ведь, чтобы забеременеть, одного раза может быть и мало...
Улыбнувшись своим мыслям, Бекки прижалась к мужчине крепче.

Спрашивает Марина
Отвечает Александра Ланц, 23.05.2016

Вопрос : "Добрый день. В Ветхом Завете история Лота мне не совсем понятна. Пожалуйста, объясните зачем Господь после того как Содом и Гомора были стерты с лица земли, допустил, то что дочери Лота напоили его и переспали с ним и еще после этого всего дали потомство. Я не могу этого понять. Не является ли этого тем же самым или подобным, что происходило в Содоме и Гоморе. Заранее спасибо за ответ".

История с дочерьми Лота несет два весьма важных урока...

Первый в том, что вполне можно быть девственником, но иметь развращенные ум и тело. Помните, как Лот сказал о своих дочерях? "вот у меня две дочери, которые не познали мужа" () . Однако в конце истории читаем, что дочери оказались весьма искусными в том, что богобоязненной девушке даже в голову не может прийти. Проще говоря, они вынесли с собой из Содома то, чему там научились, и сразу применили это на практике.

Второй урок намного сложнее и болезненнее... Судя по тому, какие последствия повлекло за собой спасение этих двух девиц, можно сделать довольно простой, но страшный вывод... лучше бы ангелы не брали их за руки и не выводили из Содома. Потомки дочерей Лота стали вечными врагами Божьего народа, а потом и вовсе исчезли с лица земли.

Понимаете, Марина, Бог милостив и любящ, но в этой истории Он наглядно показывает нам истину о том, что оставить развращенного и не желающего каяться грешника в живых - означает создать проблему для тех, кто хочет жить праведно. Потому что Бог не отменяет свободу выбора, дарованную людям. Пока люди дышат, они будут жить так, как работают их "мозги".

Так вот если в истории падшего человечества Бог допускал "спасения" таких людей, как дочери Лота или Каин, продлевая им жизни, то в последний день Он это не сделает. Почему? Потому, что только полностью удалив носителей греха, можно гарантировать счастливое существование тем людям, которые хотят жить праведно. Вот как об этом сказано в

"Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего: пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит!"

С любовью во Спасителе Господе Иисусе Христе,

Читайте еще по теме "Спасение":

Для посторонних семья Меньшиковых (фамилия изменена. – Ред.) ничем не отличалась от сотен других. Одногодки Дмитрий и Тамара встретились, полюбили друг друга, поженились, поселились в трехкомнатной квартире в Коломягах, родилась дочь Юля. Родители нарадоваться не могли, воспитывали ребенка с душой. Черная кошка пробежала между родителями через восемь лет. Как-то Дмитрий заявил:

Сегодня лягу с Юлей.

Было ему тогда 30 лет. Женщина наверняка и раньше замечала, что муж излишне нежен с девочкой. Но откровенную педофилию вряд ли ожидала. Шокированная, проглотила обиду. Никому не сказала – сор из избы не выносят. А противоречить Дмитрию было бесполезно. Здоровяк, ростом выше двух метров, он запросто мог зашибить.

С тех пор Меньшиковы зажили по новым правилам. Дмитрий переселился в комнату к дочери, к жене остыл. Шли годы. В 17 лет Юля забеременела.

От кого? – наивно спросил отец.

От тебя, ты у меня единственный мужчина, - был ответ.

На семейном совете решили ребенка оставить. Дочку-внучку назвали Светой. Инцест не прошел бесследно. Ребенок заболел инсулинозависимым сахарным диабетом. Он практически неизлечим. Считай, инвалид на всю жизнь.

Сейчас Свете четыре года. Тамара подала на развод. Дмитрий вроде согласился, но с условием, что Юля останется с ним. Он по-прежнему пылает к ней «любовью».

А девушка, видимо, устала физически и морально. Заявила отцу, что расстается с ним. Хочет, мол, встречаться с парнями-ровесниками:

Мне уже 21 год, я с другими хочу!

Меньшиков, которому в начале декабря исполнится 43 года, вскипел. Он хотел вечной верности и наложил вето на свидания дочери.

Девушка пошла в милицию. Подробности вспоминала спокойно, будто рассказывала обывательскую историю. За Меньшиковым выехали три оперативника. Постучались в дверь, представились, попросили проехать с ними к следователю. Мужчина согласился. А на улице передумал и кинулся на милиционеров.

Что ж ты, Дмитрий Валентинович, с…ка, делаешь! – закричал один опер, держась за вывихнутую руку.

Двое тоже пострадали. Меньшиков сильно кусался. Помял служебную машину. Наконец, его уложили борцовским приемом и привезли в следственный отдел. Свою вину Дмитрий отрицал. «Свинью» подложила и потерпевшая. Увидев папу, Юля отказалась от заявления.

Если вы начнете его сажать, я буду говорить, что спала с ним добровольно! – кинула она в лицо следователям.

Такого поворота не ожидали. Как стало известно «Комсомолке», следствие Приморского района связывалось с Генпрокуратурой для консультаций. Видимо, основания для возбуждения уголовного дела все-таки нашлись. Возможно, Юлю убедили дать показания против отца. Не исключено, что на свободе он отомстил бы дочери за предательство.

Фигурант арестован. Он подозревается в изнасиловании несовершеннолетней и сопротивлении сотрудникам милиции, - пояснила корреспонденту «Комсомолки» руководитель следственного отдела Приморского района СУ СКП по Петербургу Екатерина Гилина.